ART №2

Валентин Серов - прославленный русский портретист и один из крупнейших мастеров европейской живописи 19 века. Хотя, и кроме портрета, ему, казалось, было подвластно все. Увековечив свое имя как непревзойденный мастер именно портретной живописи, Серов оставил не менее значимые работы в жанрах русского пейзажа, графики, книжной иллюстрации, анималистики, исторической и античной живописи. Тихий и скромный по натуре, Серов обладал непререкаемым авторитетом среди мастеров своего времени. И сложно даже назвать другого художника его эпохи (за исключением, разве, Левитана), чье наследие и творческие достижения имели бы такое большое значение и влияние на все последующее русское искусство.

Обновление: 19 декабря 2010 - статья Германа Недошивина Судьба античного наследия в работах Серова.

Обновление: 17 августа 2010 - статья Алексея Федорова-Давыдова Пейзаж в творчестве Серова.

Обновление: 9 мая 2009 - ко Дню Победы предлагаем Вашему вниманию монографию И.Грабаря о жизни и творчестве Валентина Серова.
Надо заметить, что при сопоставлении первых шедевров Серова - Девочки с персиками или Девушки, освещенной солнцем - с поздними, последними работами (портретом Иды Рубинштейн или Похищением Европы) может показаться, что работы, которые разделяет менее четверти века, написаны разными художниками, или, точнее, художниками из разных эпох. Но, в сущности, так оно и было. Если собственная биография Серова небогата событиями, то само время было ими столь богато, что многие даты жизни художника ознаменованы "поворотами" или "переломами" в художественном мире и в собственном серовском творчестве. В 1887 году, когда была написана "Девочка с персиками", умер Крамской, крупнейший портретист, чье творчество долгие годы было знаменем передвижнического реализма. В расцвете сил и славы тогда были Суриков, Репин, Поленов. На передвижной выставке 1887 года экспонировались "Боярыня Морозова" Сурикова и "Христос и грешница" Поленова, а Репин годом позже завершил "Не ждали". Это было время высшего расцвета передвижничества, но одновременно и начало того перелома, который Игорь Грабарь назвал "поворотом от идейного реализма к реализму художественному". О том, что такое "идейный реализм", с тонким юмором писал Константин Коровин, ближайший друг Серова, вспоминая годы ученичества в Московском училище живописи: "Ученики спорили, жанристы говорили: "важно, что писать", а мы отвечали – "нет, важно, как написать". Но большинство было на стороне "что написать": нужны картины "с оттенком гражданской скорби"... Ученики Училища живописи были юноши без радости. Сюжеты, идеи, поучения отягощали их головы. Прекрасную жизнь в юности не видели. Им хотелось все исправлять, направлять, влиять... Я помню, что один товарищ по Школе, художник Яковлев, был очень задумчив, печален, вроде как болен меланхолией... Мы допытывались, что с ним случилось. "Сюжеты все вышли", - отвечал он нам со вздохом отчаяния". Серов с самого начала оказался на стороне "как написать". "Правда ли, что вы не признаете картин с содержанием?" - спросил его как-то критик Стасов, знаменитый апологет передвижничества. "Не признаю, - ответил Серов, - я признаю картины, художественно написанные". На фоне картин с оттенком гражданской скорби "Девочка с персиками" Серова оказалась удивительным открытием - открытием возможности радоваться безотносительно прекрасному - свету, весне, юности - тому, что восхитительно "само по себе", вне каких-либо соображений морали или "гражданственности".

Когда в 1889 году Павел Третьяков приобрел для своей галереи "Девушку, освещенную солнцем" Серова, вспоминали, как Илларион Прянишников, некогда типичный "шестидесятник" и член-учредитель Товарищества передвижников, ходил по выставке где экспонировалась серовская картина, и во всеуслышание ругался: "Это не живопись, это какой-то сифилис!". В этой грубости явственно обнаружилась пропасть, разделявшая молодого Серова и его коллег из передвижнического цеха, многие из которых, в том числе Прянишников, тогда считались корифеями русской живописи (Прянишников, кстати, был преподавателем Московского училища живописи в те годы, о которых вспоминал Коровин). "Они были художники, - писал Коровин, - и думали, что и мы будем точно такими же их продолжателями и продолжим все то, что делали они. Они радовались и восхищались, что мы вот написали похожее на них.

Но они не думали, не знали, не поняли, что у нас-то своя любовь, свои глаза, и сердце искало правды в самом себе, своей красоты, своей радости". Серов, ученик Репина, "пасынок передвижничества", по выражению Михаила Нестерова, буквально с первых шагов в искусстве оказался "чужим", ни на кого не похожим художником. Одновременно с Серовым создавал свои первые шедевры Врубель - в 1886 году, годом раньше "Девочки с персиками", написана его "Девочка на фоне персидского ковра". Эти два девичьих портрета, созданные практически одновременно, образуют удивительную контрастную пару: сумрачный траурный, ночной колорит, восточная пышность, преизбыточная роскошь и статика у Врубеля; пленэрная живопись, светлые серебристые тона, ясность мотива, оживление и радость в самом движении кисти, как и в характере модели, - у Серова. Интересно, что при этом обе работы имели своим первоисточником живопись старых мастеров, в первую очередь художников венецианского Возрождения. Двадцатидвухлетний Серов писал невесте из Венеции о своем увлечении "мастерами XVI века Ренессанса": "Легко им жилось, беззаботно. Я хочу таким быть - беззаботным; в нынешнем веке пишут все тяжелое, ничего отрадного. Я хочу, хочу отрадного и буду писать только отрадное". Как заклинание двукратно повторено "хочу, хочу отрадного", потому что в нынешнем веке Серов отрадного не видит, оно где-то там, у беззаботных старых мастеров. Для русских художников первой половины XIX века Италия была землей обетованной и шедевры европейского искусства - лучшей школой. Но к 1880-м годам эта школа оказалась основательно забытой. Забытым оказался и предшествующий отечественный опыт - все русское искусство до шестидесятых годов XIX века Стасов и вместе с ним многие передвижники считали "подражательным и раболепным". Репин, занимаясь с мальчиком Серовым не где-нибудь, а в Париже, с его богатейшими музейными коллекциями, ни словом не обмолвился о возможности обучения у старых мастеров, говоря исключительно об изучении натуры. И, стало быть, намерение Серова писать "только отрадное" означало не что иное, как соединение "порванной связи времен", возвышение вечных ценностей искусства, воплощенных в полотнах старых мастеров, желание руководствоваться только соображениями художественного порядка - качества, совершенства, красоты, гармонии - соображениями, почти забытыми искусством середины века..
Использованы материалы сайта;
http://vserov.ru/kartina6.php